Ричард Адамс - Обитатели холмов [издание 2011 г.]

Шишак бросился вслед за Пятиком и выскочил на зеленую тропинку, которая шла вдоль берега. Вода покрылась рябью, и по ней шелестел дождь. Вода в реке поднялась совсем немного. Лодка стояла по-прежнему, как и запомнил Шишак, — одним концом на берегу, другим — в воде. На носу, скорчившись, сидел Орех, уши его обвисли, шкура насквозь промокла, шерсть прилипла. В зубах он держал веревку. Рядом с ним сидели Желудь, Хизентли и еще две крольчихи, но все остальные сгрудились на берегу. Черничка безуспешно пытался уговорить их перебраться в лодку.

— Орех боится, что не удержит веревку долго, — сказал он Шишаку. — Она держится на волоске. А эти твердят, что ждут своего офицера.

Шишак повернулся к Тетатиннанг:

— Сейчас вы увидите поразительный фокус. Ну-ка усади всех рядом с Хизентли. Поняла? Всех — и быстро!

Не успела Тетатиннанг ответить, как одна из крольчих испуганно вскрикнула. Чуть ниже по течению из кустов показался патруль Дремы и направился в их сторону. С другой стороны приближались Вереск, Кервель и Крестовник. Крольчиха метнулась к кустам. Но едва она коснулась первых веток, навстречу выступил сам генерал. Он зарычал и страшно, изо всех сил, хлестнул ее по глазам. Крольчиха развернулась и, ослепленная болью, ничего не видя перед собой, побежала к лодке.

Шишак понял, что генерал после встречи с Кехааром успел не только прийти в себя, но и придумать новый план. Ливень и трудный путь выбили беглецов из колеи и расстроили их ряды. А Дурман собрал своих офицеров в канаве и прошел по ней, недосягаемый для поморника, к самому лугу. Оттуда они прямиком спустились к деревянному мостику, о котором наверняка знали давным-давно, и засели в кустах. Но Дурман быстро сообразил, что беглецы не пойдут к мосту, и послал Дрему в обход, чтобы отрезать путь к отступлению. Дрема же выполнил приказ быстро и точно. Теперь генерал решил драться на берегу. Он прекрасно понимал: Кехаару везде не поспеть, а в кустах от него увернуться нетрудно. И хотя офицеров было вдвое меньше, но драться они умеют, как никто; к тому же почти все крольчихи до смерти боятся Дурмана. Он загнал их к реке, и сейчас офицеры врежутся в самую гущу и перебьют всех, кого смогут. Да и тем, кто сумеет вырваться, бегать осталось недолго.

Шишак начал понимать, почему офицеры так самоотверженно дерутся за Дурмана. «Он совсем не похож на кролика, — подумал Шишак. — Если бы три дня назад я знал то, что знаю сейчас, то не думаю, что полез бы в Эфрафу. Я надеюсь, что генерал не догадался насчет лодки. Хотя кто знает». Шишак кинулся через траву и вспрыгнул на доску рядом с Орехом.

Появление Дурмана совершило то, что не могли осуществить Черничка с Пятиком. Все кролики побежали с берега на борт лодки. Черничка с Пятиком присоединились к ним. Дурман преследовал их по пятам до самого берега, где лицом к лицу столкнулся с Шишаком. Заняв оборону, Шишак услышал, как Черничка за его спиной отчаянно говорит Ореху:

— Одуванчика нет. Только его.

Орех первый принял решение.

— Значит, его придется оставить. Позор, конечно, но эти ребята через секунду будут в лодке, а нам с ними не совладать.

Не сводя с генерала глаз, Шишак проговорил:

— Одну минуту, Орех. Я их задержу. Мы не можем оставить им Одуванчика.

Генерал процедил сквозь зубы:

— Я поверил тебе, Тлайли. А теперь поверь мне и ты. Либо вы броситесь в реку, либо вас растерзают в клочья. Всех. Живым не уйдет никто.

Тут Шишак заметил в кустах, прямо за спиной генерала, Одуванчика. Бедняга не знал, что делать.

— Крестовник! Вереск! — приказал Дурман. — Ко мне! По моей команде — прямо вперед. Птица здесь не страшна…

— Вот она! — крикнул Шишак.

Дурман шарахнулся и задрал голову. Одуванчик стремглав выскочил из кустов, перелетел одним махом тропинку и рухнул в лодку рядом с Орехом. Веревка разорвалась, и ялик сорвался с места, уносимый ровным течением. Через несколько секунд оно вынесло кроликов на середину реки. Так они и поплыли к югу.

Шишак оглянулся, и последнее, что он увидел на берегу, на том самом месте, где только что была лодка, среди ивовых веток, — вытаращенные глаза остолбеневшего генерала. Шишак вспомнил Уотершипский холм и глаза пустельги, заглянувшей в нору, куда только что шмыгнула чудом спасшаяся от нее мышь.

На любой другой речке план Чернички провалился бы. Ялик или вовсе не отошел бы от берега, или сразу же сел бы на мель, или застрял бы в водорослях — да мало ли что. Но здесь, на Тесте, нет ни галечных отмелей, ни подводных зарослей. Течение, сильное, ровное, несется со скоростью пешехода и у берега, и на середине. И ялик, отплыв на несколько ярдов, заскользил — спокойно и ровно — подальше от страшного места.

Почти никто из беглецов даже не успел сообразить, что произошло. Эфрафские крольчихи ни разу не видели реку, да и Дубок с Плошкой вряд ли могли объяснить, что они плывут в лодке. Они — да и все остальные — просто доверились Ореху и выполнили приказ. Но вот что было ясно всем до единого — и кроликам, и крольчихам, — так это то, что генерал Дурман и его гвардейцы потерпели поражение. Измученные, промокшие, беглецы свернулись клубочком, не в силах ни говорить, ни чувствовать ничего, кроме робкого облегчения, не в силах даже просто подумать о том, что их ждет впереди.

Но и ощущение облегчения — не важно, робкого или нет — говорило, насколько плохо они понимали, что происходит, и насколько велик был страх перед генералом Дурманом. Даже опасное путешествие показалось им счастливым избавлением. Все еще шел дождь. Вымокшие так, что уже не обращали на летящие капли никакого внимания, со шкурками, отяжелевшими от воды, кролики стучали зубами от холода. Ялик больше чем на полдюйма залило дождевой водой. Валявшаяся на дне лодки маленькая оторвавшаяся деревянная планка теперь плавала в луже. Когда ялик отошел от берега, беглецы пришли в такое смятение, что поначалу воду заметили немногие, но теперь она донимала всех и на носу, и на корме, кроме Плющика и Тетатиннанг — они-то устроились на узенькой банке посередине. В довершение ко всему кролики плыли на виду всего света и ничего не могли с этим поделать. Управлять яликом они не умели и не знали, куда он их принесет. Но это беспокоило только Ореха, Пятика да Черничку.